наконецтоконец

В общем, таки в рот я ебал эту поэзию с ее рифмами, которые были; размерами, которых не было; и глубоким смыслом, которым все же старался нагрузить всю эту хуйню.
Пишу это для себя, как нечто похожее на вывод и прощальные слова. Тот, кто в целом вдохновлял, ушел, а вместе с ним и шикарнейшая тема. Остальные темы - в пизду - хоть и затрагивались.
Так что... блять, меня кто-то ведь просматривал здесь, как это странно вообще-то, ибо делился я ссылкой лишь с одним человеком, а в итоге...
И тут осталось еще масса заготовок и неиспользованного материала, может, что и достану как нибудь.
Короче, если идиоту вновь приспичит черкануть какой-нибудь ебаный рифмованный текст, или нерифмованный, то он, мудак, вернется.
Прощай, хлам. 

Далекое и недосягаемое

Свободен, как никогда,
И пора бороздить просторы космоса,
Найти планету, где есть пресная вода,
И остаться на ней навсегда.

Вы видели Венеру с утра,
Пока солнцу выйти не скомандовал бог Ра?
Она конечно же обжигающая натура,
Но к черту, похоже, все же латентная дура.

Как-то днем обычным мой глаз
Пал случайно на далекий Марс.
И сказал я строчку, а не пару фраз:
"Хочу его здесь и сейчас."

Говорят, что там  вроде бы есть жизнь,
А я точно уверен, что там сладкий июнь.
И к тому же на Марсе классно.
Только путь проложить опасно.

Но одолевает страх меня.
С пути, боюсь, собьет Фобос.
Ужас отвержения пожирает.
Не даст подступить Деймос.

Наверное, в сторону все-таки отойду.
Кто-то другой приземлится на эту планету.
Ведь в экспедицию не попаду,
Привнести на нее не смогу красоту.

А если и украду гравицапу,
В итоге приземлюсь,
То скорее всего задохнусь
И замерзну, потому что не протянут мне лапу.

От солнца планета четвертая
Не примет таких,
Как я, идиотов и неумех,
Ибо поэтому она и для меня недосягаемая.

P.S.
Хуевенько получилось.
Как нибудь надо будет еще посидеть над ним.

Метаморфозы

Сколько под ребрами хлама,
Вечно грызущего, ноющего,
Никогда не покидающего этого дома,
Прочно усевшегося, с трудом ломающегося лома.

Ты, дурак, не смей трогать его.
Не получится разобрать все легко.
Думал, разноцветные блоки это, Лего?
Дело надолго - poco a poco.

Хотя, я большой идиот и лжец к тому же.
И за все сказанное стоит дать по роже,
Провести ножом по моей темной коже,
Искупать в грязной луже.

Ибо бываю моменты, когда все-таки можно, такие,
Когда ножи не режут, становятся гладкие,
Устают; и вот они уже на сон падкие.
Клетка открыта. Входите безликие.

И безмолвная буря
Ударяется в стенку шед,
С собой нечто неся,
Преобразовывая червя.

Молчание.
Переосмысление.
Отчаяние.
Принятие.

В голове на этот раз два рога.
Отверг никчемного Сварога.
Больше не нашу белого тога.
И звезду на груди не видно с порога.

Но так уже не в первый раз.
Подобного произошло не больше пяти фаз,
А настолько от этого тошнит...
Точнее нет, это уже не манит...

Много желаний тайных
К стене в плотную припертых.
Существует и много задумок пространных.
И хочется не только изменений душевных,

Поэтому надеюсь на жару в августе
И воплощения, пусть будет, экзотики,
Обновления левой руки
И головы эбонитовой с (в последствии) не подключенными штекерами. 

4/7

Печенье с водой во рту.
В кишках чертова грусть
Разъедает уже трехсотую минуту.
Я к этому привык, продолжает пусть.

Мои бесконечные скитания
Нападают снова на меня
И, какой раз погибель суля,
Отходят в сторону. Ну и зря.

Умрет за цель идиот.
Эта атмосфера пустот
Раздражает, угнетает до рвот.
Заполнить бы этот свободный слот.

***

Утро. Жарю горох.
В заварнике кенийский чай,
Разогревающий меня. Становлюсь теплее, чем Кай,
Но что-то нужно еще и я кричу: "Жизнь, дай!"

Не брею бороду.
Не мою голову.
Нищим показаться хочу.
Подражаю в "Пьяни" Микки Рурку.

Никто из наш не алкаш.
Это все эпатаж,
Ведь мы только впадаем в безудержный раж,
Измалевываясь в воспоминаниях саж.

И я все-таки обычный паж,
Который хочет адовый кураж,
Но боится, что на него упадет стеллаж
Или глянцевых журналов новый тираж. 

Папа

У каждого в жизни бывает Содом,
Но сейчас есть желание сказать о важном.
Правдиво, действительно, с умом
Закрепив благодарность словом.

У каждого в жизни есть отец.
Он с виду строгий, мужественный, одним словом, боец.
Воинственный, как Цезарь: на голове венец.
Но не бойся его, ведь тебя создал он - творец.

Как у Шивы в руке трезубец.
Он совершает жертвоприношения - безумец,
Но это лишь для твоего блага. Он - верховный жрец.
Никогда не оспаривай его, ведь он - мудрец.

Всегда поможет тебе советом, делом.
Поблагодари его обязательно потом.
Не будем говорить о томном,
Но время летит год за годом.

Это важная часть жизни твоей.
Старайся быть ближе к ней,
А не отстраняйся, летя пулей,
Лелея каких-то друзей.

Знаешь, что первое слово - "мама".
Второе, скорее всего - это "папа".
Но между собой они определенно равны.
Большинство к матерям прилеплены,

А отцы глядят с другой стороны,
Грустя, что объятий не получают тонны.
Будьте же и с ними нежны.
Никак не иначе, они тоже важны.

Последняя строфа.
Произведение заканчиваю на "фа".
С тобой всегда весело - опера-буффа.
Благодарю тебя за все, Кифа. 

Последний раз

Нас прекрасные дали
С трепетом ожидали.
Такие удивительные, как картины Дали.
Но в театре поменяли роли,

И мы далекими стали,
Съев по шесть пудов соли.
Все случилось так коли,
Не буду следить больше за вами, как Колли.

Осуществите с другим Валл-И,
Чего мы с вами не сделали.
Смотрите с другим на безоблачные дали,
Ведь наши стены пали.

Простите дурака за эти вопли,
Дергающего за старые струны гусли.
Удачи вам, добрый Салли.
Спасибо, что меня приютили и так долго любили. 

Ночь в Лиссабоне

То состояние ушло.
На смену новое пришло.
Имеет грустное оно название -
Глубокое, черное уныние.

Будто мы люди разные,
Проходим мимо молчаливые,
Не произнося ни слова.
Это уже было. Ситуация не нова.

И врозь снова.
Далеко друг от друга,
Как республика Тыва
И город Калуга.

Каждый вошел в новую человеческую группу.
Я не знаю, что в своей делаешь ты,
Но я заглушаю воспоминаний кипу,
Чтобы не кричали они, как голодные коты.

Скатился:
Пью с сахаром разбавленный чай,
К обеду зову на помощь: "Вино, выручай!",
Не радует так сильно свободы рай.

Этот чертов май,
Бездарная, убогая весна.
На ее небе лишь раз появилась луна,
А я ее ладонью закрыв, лишил себя сна.

Память прошедшего времени не дает покоя.
Чаще разговариваю сам с собой.
Выслушивает Зоя
Тихо, безмолвно, без спора и словесного боя.

Вечером, порой без лишнего строя,
Иду на то место, где просидел как-то ноя.
И в даль темную, освещенную огнями, смотря,
Вспоминаю все, что было, я.

Днем сижу в закрытой комнате,
Перечитывая "НАТЕ!",
Рассматриваю полотна Босха,
Экономлю кислород: не делаю лишнего вздоха.

Благо нет синдрома Стендаля.
Голову в искусство окуная,
Пытаюсь забыться,
В пыль столетий глубже погрузиться.

Если сотни раз вдохнуть беродуал,
Отпадет нужности бокал.
И похоже, я уже не мал,
Ибо себя, тряпку, не раз на части разрывал и вновь собирал.

Интуитивно-этический интроверт,
Поэтому снова берусь за конверт,
Ищу новых собеседников в социальных сетях.
Интернет, панацея, поглотила меня на днях.

Ухожу от внешнего мира:
Отказался от еды, мне не нужно пира.
Провожу в Лиссабоне ночи,
Вспоминая лучшие моменты, вира.

Прохладная ночь в Тунисе
Съедает вовсе.
Засыпаю в ней:
В голове не остается трагедии мыслей.

Пейзажи красивые покажи, Альфред Сислей,
А то только и слышу: "Не переживай, пройдет все, хей!"
Моя комната - сад в доме сумасшедших,
А я среди них не из лучших.

Копошатся чувства внутри все -
Зима наступила в Буэнос-Айресе.
Стрелка крутится, не переставая, на компасе,
Когда я пытаюсь определить сторону дальнейшего пути, стоя на северном полюсе.

Все, что осталось от тебя будет напоминать о каком-нибудь моменте.
Мысли мои, пожалуйста, меня не мучьте.
Из розетки вилку выньте:
Остальные вокруг не те.

Над полкой висит твоя пони.
Не так давно смотрели Дарко Донни,
Прошли лишь считанные дни.
Прощай, любовь, когда-нибудь звони. 

***

Ночи темны.
В них пугающие силуэты
Не стесняются будоражить страха груды,
Обращаясь к тебе на ты.

Но не только они страшны .
Ужаснее, когда понятия старого мира стерты.
И уже не авторитеты сосны.
И стоит выкинуть пчелиные соты.

Ты вроде бы из этого века,
Знакома тебе за горой река,
Но не поймешь никак истока,
Откуда распространяется запах забродившего сока.

И однажды возвращаясь домой,
Тебя схватят рядом с подъездом,
Закинут в багажник, обернув голову пакетом,
И не опасаясь ничего повезут в лес городом.

Здесь непонятно все.
Не спасут стихи Басе.
Могут ножом пырнуть на тусе.
Наверное, то же есть и в Русе.

Он тебя сожрет в качестве блюда первого.
Она заклеймит тебя, нагрев олово.
И не будет нужно помилования слово.
Кричи матом, иначе закопают заживо.

№4?

С пачкой мескалина,
С бутылкой сухого красного вина,
Явилась ко мне Мона,
Перевернута страница: кончилась "Стена".

Я не могу оторвать от тебя глаз.
Экспедиция отменена на Марс.
Эти строчки похожи на фарс,
Но они предназначены только для нас.

Порой персона моя тупа, -
Правда, не специально, но, похоже, что я - "Лапа-растяпа" -
Глупа, слепа, как же ты терпишь такого типа,
Но прошу ne me quitte pas.

Надеюсь, продлиться долго это состояние.
Надеюсь, смогу преодолеть такие расстояния.
Не толкнут же под гору эти изменения?
Спасать должна  химия. 

***НЬ.

У духов есть запах,
Который рассеивается в пыльных дворах,
Присутствует в черных вишнях.
Записывает его в память Плутарх.

Пища имеет вкус -
Глотку жжет стопроцентный уксус.
Сладкий на кексе мусс.
Макай хлеб в Бешамель соус.

Что-то еще вобрала она.
То, что каждый заимел,
Она на доске нарисовала, достав мел.
А ты лишь закопался в тонне дел.

Бегу без цели вперед - синдром Гампа
Выставляю из себя дурака,
Делая будто балерина па,
Цепляя на нос клешню рака. 

***

Мокры черные сникеры
От утренней росы,
Которой изобилуют травы,
Не использующие тропы.

Третий день Сумрак-город -
Обливает его Дождь-мот,
Который грусть в горло сует,
Тело больно на две части гнет.

Пробегают теплые слезки по лицу.
С ними на щеках засовываю в рот холодную мацу.
Мне бы в окне солнцу:
Надоело корчить тошнотворную рожицу. 

Ей

Тебя не было: я страдал,
Чуть тело земле не предал.
Зачем тогда ушел? Любви не понимал.
А сейчас снова сердце свое тебе отдал.

Запивал крепким чаем тарен.
Нет рядом любимой: я сломлен.
Больше не потерплю таких перемен.
Говорю: "Прости". И встаю на левое из своих колен.

Я больше не стану всем мерить твой башмачок:
Лишь только от тебя по моему телу проходит ток.
Если то же все повторится, нависнет над Иннсмутом морок.
А пока... Кровать. Ты нага. Я рукой провожу по поверхности твоих гладких ног.

Ломит, когда ты не со мной,
Кто-то разрывает мое нутро.
Но я думаю о тебе постоянно, каждое утро.
И ничего не осталось от двух месяцев жизни унылой.

Больше не сделаю ошибки,
Не отпущу тебя никогда.
Не унывай, не грусти, не отчаивайся - пески зыбки.
Я пытаюсь быть ближе, хоть и шаги мои робки.

Прости за эти тупые стихи.
Я ведь просто не знаю, как еще выразить мою любовь
Так, чтобы в твоих жилах стыла кровь.
Пора обратиться к богу Ихи.

Мне хочется скорее убраться отсюда и жить с тобой,
Где нас не достанет человеческий рой.
Жить у тихого моря, где песочный пляж.
Это не "Начало", все вокруг не муляж.

Встречать рассветы, закаты,
Вместе читать различные мантры.
Вот оно настоящее счастье -
В любовь погружаться на двадцать тысяч лье. 

Бл*до

День начинается, когда в шесть утра звенит будильник.
Режим "сайлент" и вибрация вместо "тик-тик".
И снова новый день, снова, как балерина, к станку.
Лицо в пене - брею бороду.
Белая плитка.
Включена на полную мощность конфорка.
Десять минут и хлебну чайка.
Открываю балконную дверь, вижу, над городом пролетает чайка.
Нагинаюсь.
На полу бананы. Достать стараюсь.
Только ими вторую неделю с утра питаюсь.
За желтый фрукт хватаюсь.
Разгинаюсь.
Поворачиваюсь.
Чайник вскипел.
Пока заварку наливал, плод съел.
Иду в зал.
Очередную книгу вчера с полки взял.
Жизнь ненадолго в сторону отошла.
Время восемь: меня ждет школа.
Два бы моя персона вновь не получила.
Пейзажи в окнах - моя любовь.
Из-за некоторых даже дергается бровь.
Учитель:"Завтра домашку готовь!"
Конец первой половины дня.
Дома тянет в кровать - соня.
Открываю коммуникатор.
На ютубе фокусы показывает престидижитатор.
Папки с фильмами касается мой взор.
Открыл, запустил, просмотрел.
Таков каждого дня удел.
Пора к ней.
Время не углядел:
Чуть не опоздал.
Встреча с любимой.
Такой по истине милой.
Никакой прошедший вечер не плохой.
Надеюсь, что не будет снова петли той.
Вся жизнь смешивается.
Воспоминания, знания, мысли слипаются.
Мозг от напряжения пошатывается.
Жизнь сливается с сюжетами
Фильмов, одно целое с книгами.
Пытаюсь воплотить ситуации из романов
В жизни - гора обманов.
Дом.
Домашка.
Подготовка к ЕГЭ.
Считайте все эти слова синонимами,
В которых я существую временами.
И нет никаких:
Когито эрго сум.
Все складывается из денег сумм.
Успех равно финансы.
Власть захватили Единоросы.
Хотя, куда до этих мыслей мне.
Соображаю что-то? Не!
Часов двенадцать не ел.
Лежу, лежу, лежу.
Встаю.
И жру, жру, жру.
Ночь ложиться на город.
Вымрет ли на следующее утро человеческий род?
Завтра снова бананы и чай мой поглощать будет рот.
Хватит. Пора спать.
Сегодня больше не могу из себя ничего выжать.
И этот чертов шар ничего не может мне подать.
Глагольная рифма - лажа?
Нет, она, похоже, мать.
Дерьмо затянулось.
Слишком много о себе временами думалось.
Возомнил себя поэтиком с лицом гастарбайтера.
Мне не достичь высот слеш фикрайтера.

Дзару

Надо жить без лжи,
Но как?
Если в глаза вонзают ножи,
Чтобы не видели их виражи.

Берут иголку,
Вставляют нитку.
И пришивают к нижней верхнюю губку.
Теперь не извлечешь правдивую нотку.

Их ручные вши
Заползут тебе в уши.
Барабанные перепонки - тонны пищи.
Ничего истинного не услышишь кроме тиши.

Правды не видишь.
Правды не говоришь.
Правды не слышишь.
Других от правды защитишь.

Другу

Две тысяче тринадцатый -
Техника и до меня дошла:
Моя персона тебя нашла.
Пару лет наша дружба прошла.

Тихие шаги, сообщения.
Четыре месяца внутри меня - превращения.
Возрождаем жанр эпистолярный.
Наши письма преодолевают гору расстояний.

Вчера встретил ежа - чистая правда.
Вспомнил, что они нас свели, как оппонентов в зале суда.
Угнать пепелац бы, прилететь, где ты, туда.
Всегда сожалел о том, что ты из другого города.

Тому, что с тобой знаком, рад
За поддержку спасибо.
Без тебя был бы ад.
Проси, я протяну руку тебе, если надо.

До сих пор, хоть и редко, общаемся.
Дни проходят, мы в них окунаемся.
Благо, у друг друга в памяти остаемся.
Две тысяче пятнадцатый продолжается. 

***

Почти год назад взял первую книгу Буки,
Впервые разбил тарелку из Икеи - корявые руки,
А за окном была Москва.
Благо восьмой этаж: плохой вид из рва.
Видно, казалось, весь город.
Коломенское - палящее солнце. Алтуфьево - дождь. Я упорот.
Картины. Картины. Картины.
Две лесби целуются, облокотясь на эти руины.
Каждое утро хлеб с семечками - шведский вроде.
Концерт. Толпа. Все вокруг одеты по моде.
Пары. Пары. Пары.
Эта не пришла - ну и пошла она.
Шик - обложка альбома.
Увидел своего кумира и чуть не упал, почти что кома.
Еще пара городов
И скоро скажу: "Прощай, Москва".
Шарики Баскин Роббинс.
Их хочется снова - бис.
Епишка 2012 в ушах. Но
прошло так быстро время. Смотрю в окно,
ловя что-то взглядом вдалеке.
И да, два дня и здравствуй, Дом.
Зато теперь есть воспоминания и цель - все повторить потом. 

Мама

моя мама не варит борщ.

ее почти всегда нет дома:она учит чужих детей.
приходит домой каждый день часов в девять,
забывая иногда про меня.

Тряпье

Стоишь. Кеды за два куска
На тебе, чтобы была красивая тушка.
Напротив мусорный бак.
Выбрось туда одежду - пусть не поглотит тебя этот рак.

Уплывает из карманов бумага,
Просачиваясь сквозь пальцы, как влага,
Попусту летит по ветру.
Знаешь же, что это true.

Джинсы изнашиваются.
Через полгода на них дыры появляются.
К черту, не буду выкидывать:
Заплаты начну пришивать.

Не нужно все это.
Тряпье - не та красота,
Оно не то, что для симфонии нота,
Ибо только мелкое что-то.

Скоро буду ходить лишь в трусах.
Как бы делал я это на небесах.
А ты, мой друг, защити меня в суде
От того, что я красовался всем этим в Изеде.

Слепой, как старый Пью, к этим вещам.
Значит не быть причисленным к эстетам.
Ах да, но есть же седобородый Бог миров.
Он знает, что на все можно смотреть с разных углов. 

Внутри моей головы

Новая ступень - пятый класс.
Учитель словестности - карлик - атас.
По литературе не мог сочинение писать я - пас.
Тогда мне помог отец и спас.

Весь текст не помню я: он давно потерян.
Лишь в голове одна засела строчка:
"Дом - это крепость, которую я возвоял".
И правда эта строчка.

Сейчас мне семнадцать.
Этот мир ничего не может мне дать:
Сижу дома, здесь кормит меня мать.
На улице люди - моральные уроды - их рать.

Смоделировал кучу разговоров у себя в голове,
День за днем лежа на диване.
Даже ночью мысли копошаться. Снял штаны
И, выключив свет, зарылся в мечты.

И в какой раз новый день,
А нас по-прежнему двое - я и моя тень.
Не хочу выбираться наружу.
И к груди прижимаю "Сто лет одиночества" книгу.

Если я прав и все это бред,
То да здравствует мальчик пяти лет.
Ведь я рассматриваю, как господин Никто, дорогу,
Отбывая наказание в углу.

Старость

Взгляд в окно,
Мысли в голове,
Время в мире непостоянно.
Скажи это той шестидесятилетней вдове.

Время только вперед идет - прошлого нет.
О чем мы с тобой говорили в обед?
Но сейчас не об этом.
Бабушка по улице идет с большим пакетом.

И в них еда видна.
Она , чтоб ей выжить нужна.
А нам с тобой пищи нет,
Ведь есть любовь: я сыт, и ты сыта.

У тебя сладкое тело.
У нее же морщины от жизни-муки.
Мы молоды - это красиво.
Но позже заполним дыры - удалим статус-кво.

Пытаемся гулять поутру,
И видеть друг друга два раза на дню.
Пред миром свою обнажаем глупость,
Поступает не так - во всем виновата трусость.

Бабушка по мужу плачет в тиши,
А мы говорим открыто о любви.
"Давай поможем ей? Бабушка, постой".
"Ты такой благородный, мой дорогой".

Неблагодарность

Прозрачный ветер колышет
Насыщенную зеленым цветом траву,
Поднимая бабочек к небу.
Привет для двоих пикнику.

Здесь, в глуши, не найдет их никто.
Так сладко это одиночество
Среди полей пустынных ощущать
И пастой шоколадной хлеб намазывать.

Позволено все сейчас.
В щекотках ресницами она - ас,
Он же искренне-крепко обнимет ее в этот час,
Но вскоре все это исчезнет, включая нас.

Облака грозовые закрыли солнце,
И упали капли первые, большие.
"Пора уходить" - шепчет ей он.
Она возражает: "Пожалуйста, давай посидим под дождем".

Пять, десять, пятнадцать минут -
Он стоит и все ждет:
Она еще не насладилась.
Он берет нож и пронзает ей сердце.

Мисс последний вздох:"Я люблю... Зачем же ты...?".
В ответ - молчание и капли слез.
Он, взяв корзину, обратно бредет под дождем.
Она лежит уже мертвая, и на ноже шоколада остатки топит пока неостывшая кровь.

Пустота

не верь мне в третий раз
не возвращайся, когда красиво попрошу
ведь сам не знаю, чего еще от меня можно ожидать
но покинув тебя, милая, снова
я оказался на дне
мне кажется, скоро убью себя, как актер

Прошлое/Настоящее

весна, лето, осень, зима и снова весна...
и снова дождь...
ты под ним идешь,
но уже без меня - одна.
впереди без меня,
но, может, с кем-то,
ты пропадешь, растворишься и скроешься во мгле -
померкнет твое сияние извне .
но не покинешь ты моей памяти никогда
по той причине, что будучи подле,
изменила меня, дурака.